Владислав Крапивин - Та сторона, где ветер [с иллюстрациями]
Счастливый Илька умчался на кухню, и там сразу что-то загремело.
– Чудовище, а не ребенок! – жалобно сказала Тамара Васильевна. – Господи, когда он вырастет? Был бы такой, как Гена, – совсем другое дело.
Генка пожал плечами. Он не видел особой разницы. К тому же, по словам бабушки, маленький он был «не ребенок, а одна радость», а теперь «бес проклятущий».
– … или такой, как Владик, – продолжала Тамара Васильевна. – Наверно, Владику не пришло бы в голову устраивать в ванной кукольный театр с настоящим морем и бурей…
– Не знаю, – скромно сказал Владик. – Я еще не жил в квартире с ванной. Папа ее без меня получил.
– Владик умный ребенок, – вмешался Иван Сергеевич. – Не прыгает, не скачет, ни с кем не спорит. Под вагоны тоже не лазит…
– Не стыдно ябедничать? – спросил Владик.
Он держался спокойно и свободно, будто много раз бывал у Ильки.
И Тамара Васильевна говорила с ним как со знакомым, не расспрашивала, не разглядывала. А она ведь первый раз в жизни видела Владика.
А Генка чувствовал себя не очень хорошо. Не привык он бывать в компании взрослых чужих людей. Ну, Ивана Сергеевича он почти не стеснялся, а Илькиной матери побаивался.
Генка скользнул в кухню. На газовой плите булькал и плевался чайник. Илька, взгромоздившись на стул, навис над чайником, будто коршун над кроликом.
– Я домой пойду, – сказал Генка. – Вы с Владькой потом заходите…
– А чай пить? – забеспокоился Илька.
– Да ну тебя с чаем…
– Мама! – предательски завыл Илька. – Генка хочет уйти, а чаю не хочет!
– Не ори! – процедил Генка.
Тамара Васильевна заглянула в кухню:
– Гена, а в чем дело?
Генка насупился:
– Домой мне надо…
– Вот уж напрасно. Я как раз купила торт с орехами.
Генка представил, как ему дадут кусок торта на тарелочке и неизвестно будет, что с ним делать: руками брать, ложкой, вилкой или еще как-нибудь? Скользкий крем начнет липнуть к пальцам и шлепаться на скатерть… Генка понял, что первый же кусочек торта плотным комком засядет у него в горле.
– Мне правда домой надо.
– Жаль. Я думала, ты мне немного поможешь. Надо за сахаром сходить. Мне самой некогда, Владик дорогу не знает, а Ильку я боюсь посылать. Деньги крупные, а этот растяпа уже два раза сдачу терял.
Деваться было некуда.
– Ну, я схожу. Это же недолго.
Владик просунул в дверь голову:
– Гена, я с тобой.
Илька загремел со стула:
– И я!
– А ты будешь мыть чашки, в которых разводил краску.
– Я уже мыл!
– Это называется «мыл»? Почему они внутри желтые и зеленые?
С листьев еще скатывались капли и шлепались на головы прохожим, но асфальт уже просыхал. Темные пятна влаги выцветали на глазах.
– Жара, как в Одессе, – сказал Владик.
– Еще не так бывает, – заметил Генка. – А бывает, что снег в июне.
– Снег я только на картинках видел, – сказал Владик и поддал ногой пробку от пивной бутылки. – Да еще в учебнике видел снежинки. В «Природоведении». Вот такие большие, как пробка. Красивые…
– Ты в нашей школе будешь учиться?
– Конечно.
Генка осторожно спросил:
– А как теперь? В каком классе?
– В пятом. Если за четвертый сдам… Я сдам: там легко. Только пишу с ошибками.
– Не привык еще писать, да?
– Я бы привык, но много мне нельзя пока. И читать тоже…
– Мне вот можно, а я все равно за диктанты двойки иногда хватаю, – признался Генка.
Владик деликатно промолчал.
Они купили пачку сахару, и сдачу Генка опустил Владику в карман.
– Отнеси им. Я пока домой пойду. Я потом приду к тебе.
– Ой, ну зачем ты так? – огорчился Владик. – Обязательно, что ли, уходить?
– Да ну… чай там этот.
– Ну и пусть. Разве плохо?
– Чего хорошего…
– А я люблю, – сказал Владик. – Люблю рисунки на чашках разглядывать. Цветы, узоры всякие.
Генка не понял, смеется он или всерьез.
– Правда, не уходи, – попросил Владик.
– Ладно.
От досады, что попал в такую переделку, Генка даже расхрабрился и за столом сказал Ильке:
– Не болтай ногами, козел!
Это очень понравилось Тамаре Васильевне.
Торт они ели руками. Чашки были зеленые, с желтыми попугаями на пузатых боках. Владик вертел одну до тех пор, пока она не выскользнула на пол.
– Докрутился! – сказал Иван Сергеевич.
Илькина мать сделала вид, что ничуть не огорчилась. Сказала, что это к счастью.
– Пустяки какие! Сейчас я замету осколки.
– Я сам, – поспешно сказал Владик.
Глава четвертая
Втроем они вышли на улицу.
– Куда? – спросил Генка.
Владику было все равно. Везде интересно.
– На берег, – попросил Илька.
Он помнил пароход с высокими черными бортами и белой рубкой. С круглыми иллюминаторами. Большая вода уже уходила, и было ясно, что такие пароходы не поднимутся к городу раньше новой весны. Но берег сам по себе хорош. Ведь все-таки иногда приходят к нему большие корабли…
От мазанки, в которой жил неизвестно кто, сбегала к воде тропинка. Петлями и зигзагами, с уступа на уступ. Илька обогнал друзей и, не оглядываясь, заскакал вниз. Струйки сухой мелкой глины зашуршали ему вслед. Закачались верхушки конопли и полыни. С последнего уступа Илька спускаться не стал, а птицей махнул на песчаную полосу, к самой воде.
Упал на колени, вскочил и крикнул так, что зазвенела вся река:
– Эй, не бойтесь!
– Вот труба… – сказал Генка.
– Надо проверить, может, у него правда рога пробиваются, – серьезно посоветовал Владик.
– Чего?
Владик улыбнулся.
– Он в самом деле как горный козленок.
– А-а… – сказал Генка.
Конечно, козленок. Только Генка его так назвать не решился бы. Неловко как-то: слишком уж ласково. Козел – проще…
– Козлята всегда бесятся и прыгают, когда у них рога прорезаются, – объяснил Владик.
– Айда, – сказал Генка.
Он стал спускаться первым. Он ступал, не глядя назад и напружинив спину, готовый принять на себя Владика, если тот сорвется. Но Владик прыгал почти как Илька. Только один раз он задержался перед широкой промоиной, которая разорвала тропинку. Генка протянул руку.
– Сам, – быстро сказал Владик и прыгнул, обвалив за собой глиняный пласт…
Илька ждал их внизу, танцуя от нетерпения.
– К мысу пойдем, да, Гена?
– Пошли. Тут и приткнуться негде.
Вода, отступая, освободила под обрывом узкую полоску песка. Но песок был завален мелкими бревнами, корягами, кусками коры.
Плавник хрустел под ногами, как сухие рыбьи кости.
– Купаться я не буду, – предупредил Илька. – Вода еще мутная. И холодная.
– Скажи лучше: мама не разрешает, – поддел Генка.
– А я и не спрашивал.
– Я тоже не буду, – сказал Владик.
– Кто же у мыса купается! – усмехнулся Генка.
Монахов мыс не казался снизу таким высоким и грозным, как с обрыва. Освещенный солнцем, светло-серый, с травой и кустиками в трещинах камней, он похож был на грузного добродушного старика. Но река не верила в его доброту. Желтая вода сердито крутила у подножия острые воронки.
Песчаная полоса невдалеке от утеса разбивалась и терялась в нагромождении рухнувших пластов глины и камней. Там, на широком уступе, был ровный травянистый пятачок. Очень удобное место, чтобы сидеть, смотреть на катера, загорать и бездельничать. Генка знал его еще с прошлого года. Но чтобы попасть туда, нужно было переправиться через ручей. Он выбивался из-под берега и сбегал в реку. Сам ручеек – в ладонь шириной, но глины размесил вокруг себя, словно землесосный снаряд.
Илька разбежался, прыгнул. И не долетел до твердой земли. Увяз до самых коленок. С чмоканьем вытянул ноги, а потом отдельно сандалии.
Владик разбегаться не стал. Просто разулся и перешел глиняное месиво.
Вдвоем с Илькой они ускакали далеко вперед, пока Генка, чертыхаясь, расшнуровывал кеды и подворачивал джинсы.
Он еще не перебрался через ручей, когда услышал, как Илька и Владик зовут его отчаянными голосами:
– Скорее!
Он рванулся, прыгая через камни.
– Во чего мы нашли! – радостно сообщил Илька.
– Я думал, скала на вас упала, – хмуро сказал Генка.
На твердой площадке у самой воды лежала вверх днищем лодка. Темная и грузная. Похожая на припавшего к земле угрюмого зверя. Один борт был проломлен, а в носовой части днища чернела неровная дыра. Такая большая, что голову можно просунуть.
– Ее наводнением вынесло, – сказал Илька.
– В самом деле? – отозвался Генка. – А я думал, что ее пираты забыли.
Илька не обиделся.
– Ее починить можно…
